Национально-культурные и языковые особенности британских и российских директивных высказываний

1 Диалектика национального языка и национальной культуры

Национальная культура и национальный язык неотделимы друг от друга и взаимно влияют друг на друга. Рассмотрим последовательно – в чем состоят главные типологические особенности русского и английского языка, а также характерные черты русского и английского национального характера, чтобы затем оценить степень влияния этих особенностей на характер речевого общения, на коммуникативное поведение людей в двух рассматриваемых нами социокультурных средах.

2 Типологические особенности английского и русского языков

Учитывая вышеизложенное, можно охарактеризовать русский язык как язык более близкий к своему древнему состоянию, язык синтетический с богатым набором лексического и морфологического материала, с относительно свободным порядком слов в предложении, с развитой синонимией и с невысокой частотностью употребления лексических единиц в тексте. Отсюда, относительно невысокий уровень фразеологизации, стандартизации, формализации в высказываниях, меньшая степень нормативности.

Напротив, английский язык есть весьма сложный продукт многочисленных языковых влияний, приспособлений, упрощений. Эти процессы привели к тому, что он приобрел несвойственный ему раньше характер аналитического языка. Уменьшение объема лексических и в значительно большей степени морфологических единиц привело к расширению значений оставшихся единиц, к высокому уровню полисемии и омонимии. Для устранения непонимания, которое неминуемо возникло бы при подобном изменении в языке, произошел сдвиг в системе языка, выразившийся в строгом закреплении порядка слов в предложении, в увеличении удельного веса фразеологических оборотов и в тенденции к формализации и стандартизации в высказываниях.

3 Особенности национального характера англичан и русских

3.1 Английский национальный характер

"Мысль, им [англичанином] высказанная, почти равняется нулю; девять десятых ее – очевидная бессмыслица; но мысль, им не высказанная, его внутреннее молчаливое чувство того, что истинно, что соответствует факту, что может быть сделано и что не может быть сделано, – все это поищет себе равного в мире. Необыкновенный работник! Неодолимый в борьбе против болот, гор, препятствий, беспорядка, нецивилизации, всюду побеждающий беспорядок, оставляющий его за собой, как систему и порядок” [там же].

Конечно, одна из главных черт англичан – их консерватизм. Они "туго верят новшествам, терпеливо переносят многие временные заблуждения; глубоко и навсегда уверены в величии, которое есть в Законе и в Обычаях, некогда торжественно установленных и издавна признанных за справедливые и окончательные" [там же: 252].

Современный отечественный философ Г.Гачев отмечает у англичан преобладание эмпиризма над рационализмом, силы и воли над логикой и отвлеченным мышлением. "…Англия – страна опыта и техники…" [Гачев 1995: 432].

Сочетание консерватизма с традиционным английским свободолюбием приводит к плюрализму, интересу к различным точкам зрения и стремлению все их совместить и сохранить, к антиномичности мышления.

Так же, по мнению Г.Гачева, для англичан характерен дух соревнования, борьбы "всех против всех" (вспомним знаменитое "Homo homini lupus est" Гоббса), что проявляется и в экономической конкуренции, и в спорте (большинство современных видов спорта ведут свою родословную из Англии)[Гачев 1995: 436].

Диалектическую пару этому составляют исключительная английская вежливость, обходительность, манерность, боязнь вторжения в "личное пространство" другого.

Воронежские исследователи Ю.Таранцей и Т.Ф.Ухина отмечают такие особенности английского коммуникативного поведения (вытекающие конечно же из особенностей их национального характера) как непременное соблюдение этикетных норм, фатичность, принцип невмешательства в личную жизнь собеседника, подчеркнутая вежливость [Таранцей 1998; !998, Ухина 1994].

3.2 Русский национальный характер

Лосский настаивает на антиномизме национального характера: "В жизни каждого народа воплощены пары противоположностей, и их особенно много среди русских людей" [Лосский 1991: 238].

Основной чертой характера русского народа Лосский считает религиозность и связанное с ней искание абсолютного добра. Из особенностей русского православия вытекает "благостный" характер русских людей, его "соборность", универсализм, мягкость, широта и любовь.

Оборотная сторона религиозности – атеизм. "У русских революционеров, ставших атеистами, вместо христианской религиозности явилось настроение, которое можно назвать формальной религиозностью, именно страстное, фанатическое стремление осуществить своего рода Царство Божие на земле, без Бога, на основе научного знания" [там же: 251].

Отмечает Лосский в числе первых характеристик и страстность, максимализм, экстремизм русского народа. Страстность эта может проявляться как в самоотверженности, геройстве, так и в анархизме, деспотизме, самодурстве.

Оборотная сторона страстности – леность и пассивность, весьма ярко проявляющиеся в русском характере (“обломовщина”).

Лосский объясняет эту антиномию следующим образом: “Русскому человеку свойственно стремление к абсолютно совершенному царству бытия и вместе с тем чрезмерная чуткость ко всяким недочетам своей и чужой деятельности. Отсюда часто возникает охлаждение к начатому делу и отвращение к продолжению его...” [там же 271].

К числу первейших свойств русского народа... принадлежит любовь к свободе и высшее выражение ее – свобода духа. Следствием этого является то, что у русского народа нет строго выработанных, вошедших в плоть и кровь форм жизни. Отсюда, презрение к мещанству, отталкивание от государства, склонность к анархии. Это, в свою очередь, привело к традиционному для России деспотизму как способу управления народом с анархическими наклонностями.

Н.О.Лосский также считает, что русский народ обладает выдающейся добротой, душевной мягкостью, отсутствием злопамятности. Доброта, тем не менее, не исключает и проявлений жестокости, как в индивидуальном поведении, так и, в особенности, в действиях государственной власти.

Свойственен русскому народу недостаток развития ‘средней области культуры’, малый интерес к материальной ее стороне.

“Воля и мышление русского народа не дисциплинированы; характер русского человека обыкновенно не имеет строго выработанного содержания и формы” [там же: 332].

Наконец, две самые неприятные черты, часто проявляющиеся в русском характере и явившиеся следствием отрыва от культурных, религиозных, нравственных традиций, являются нигилизм в среде образованных людей и хулиганство в “...малообразованной народной толще” [там же: 350].

Сравним выводы Н.О.Лосского (сделанные почти полвека назад) с тем, что утверждают современные исследователи. Так, И.А.Стернин, описывая русское коммуникативное поведение, омечает следующие характерные черты, отличающие его от коммуникативного поведения жителей западноевропейских стран: “…общительность, искренность в общении, эмоциональность общения, приоритетность “разговора по душам” перед другими видами общения, приоритетность неофициального общения, нелюбовь к светскому общению, стремление к паритетности и простоте в общении, стремление к поддержанию постоянного круга общения, любопытство и стремление к широкой информированности в общении, ситуативно-тематическая свобода общения, тематическое разнообразие, проблемность общения, свобода подключения к общению других, доминантность в разговоре, регулятивность общения, оценочность общения, дискуссионность общения, бескомпромиссность в споре, отсутствие традиции “сохранения лица” побежденного в споре собеседника…” [Стернин 1994: 27].

Помня слова В. фон Гумбольдта о взаимном влиянии народа и его языка, отметим несколько, очевидно совершенно не случайно совпавших черт английского национального характера и языка и соответственно русского характера и языка – это рациональность англичан, их стремление к упорядоченности и систематизации и соответствующая этому высокая степень формальной упорядоченности, четкая структура, стандартизация в языке; русские проявляют меньший интерес к форме, к систематизации, они более свободны в выражении, поэтому и формы выражения в языке менее упорядочены и более разнообразны.

4 Особенности влияния национального характера и языка на построение директивных высказываний.

Начнем с чисто языковых особенностей. Доминантная форма выражения директива – императивные конструкции. В русском языке мы чаще всего можем встретить в этих конструкциях глаголы в повелительном наклонении:

• Поезжайте, голубчик, поезжайте, милый! (Нилус)
• Давайте в меня бросайте (Носов)

Обратим внимание, что эти примеры не звучат категорично как команды или приказания, скорее это призыв к адресату в надежде, что он согласится с тем, что это действие нужно совершить по тем или иным основаниям, а может быть лишь потому, что его об этом просят, и он не видит причины отказать просящему.

Возможно, однако, употребление и других глагольных форм – чаще всего это инфинитивы:

• Сидеть тут, и никаких разговоров! (Носов)
• Лежать тут и не мешать действиям полиции, пока не будет закончен обыск (Носов).

Возможно в разговорной речи также встретить формы прошедшего времени изъявительного наклонения:

• Ну, теперь пошел за нами, разиня! (Нилус)

Встречаются примеры и с глаголами в будущем времени, употребленными в функции императива:

• Хорошо, в таком случае, ты пойдешь в изолятор, и врач назначит тебе диету (Полетаев)
• Ну ладно, на вот тебе… сбегаешь…(Полетаев)

Высказывания с глаголами, употребленными в прошедшем и будущем времени имеют ограниченное употребление, а именно – устный неформальный дискурс; высказывания с инфинитивами стилистически нейтральны и широко употребляются как в устных, так и в письменных текстах (инструкции, общественные указатели), они имеют не стилистическую, а скорее коннотативную окраску – звучат более категорично, безапелляционно, чем директивы с глаголами в повелительном наклонении (то же самое, кстати, можно сказать и о высказываниях с глаголами в прошедшем времени, употребляющихся в разговорной речи); их основная сфера использования – команды, приказания, то есть такие ситуации, где, как полагает говорящий, коммуникативный контекст “вынудит” адресата исполнить желательное для говорящего действия (нет нужды говорить, что здесь вступают в силу факторы социальной мифологии). Поскольку в русском языке имеется эта весьма категоричная директивная форма, собственно глаголы в повелительном наклонении воспринимаются как нейтральный способ выражения директивной интенции (чего нельзя сказать об английских директивах).

Часто в значении императива могут использоваться отглагольные наречия типа: долой, марш, пусть, стоп:

• А сейчас – марш! (Носов)
• Пусть он внимательно осмотрит свой мотор (Нилус).

В английском языке таких отступлений от единой формы императивных конструкций в изученном корпусе примеров не встречается – во всех случаях используется так называемый "голый" инфинитив (без частицы to) (который британцы обычно используют лишь при разговоре "без всех и всяческих масок", так как в их среде он обладает явно выраженной категоричной, "невежливой" коннотацией):

• Answer me, I tell you!(Chesterton).

Наш тезис о большей стандартности и меньшем количестве форм в английском языке получает в данном случае свое подтверждение.

Еще одно важное отличие английских директивов от русских – очень активное использование модальных глаголов в них. Приведем несколько пар примеров из параллельных текстов:

• Впрочем, вот и удобный случай: помолишься за нас, грешных, слишком мы уж, сидя здесь, нагрешили (Достоевский)
• However, it’s a good opportunity: you can pray for us sinners, we’ve sat around sinning too much.
• … а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уже не попросим входить вместе (Достоевский)
• … and therefore, though we thank you for showing us the way, we cannot invite you to go in with us.

В этих двух примерах мы видим, что переводчик учитывает некатегоричность русских императивных форм и передает их в английском тексте не с помощью глаголов в повелительном наклонении, но через более “мягкие” конструкции с модальными глаголами.

• Не надо, Дмитрий Иванович, не надо (Толстой).
• Don’t Dmitri Ivanovich, you must not.
• You must not be later (Conan Doyle).
• Только не опаздывайте
• Тhen may I ask you to swear by whatever gods or saints your religion involves that you will not reveal that I am now going to tell you… (Chesterton)
• Тогда поклянитесь Богом и святыми, ну – всеми, в кого вы верите, что вы не откроете никому того, что я вам скажу.

Здесь уже русский переводчик учитывает тот факт, что для русского дискурса нехарактерно без особых причин чрезмерное “смягчение” директивных форм, и поэтому буквальный перевод (…могу ли я просить вас поклясться…) звучал бы для его соотечественников чересчур неестественно.

• May I smoke? (Chesterton)
• Paзрешите закурить

Подобных примеров можно было бы привести весьма много, но, думается, и указанных достаточно для иллюстрации того факта, что конструкции с модальными глаголами являются одной из главных форм выражения директивов в английском языке, чего нельзя сказать о языке русском, где единолично “царствует” императив (имея, однако, не одну форму выражения). На наш взгляд, здесь на выбор формы выражения явно влияет национальный характер – модальные глаголы позволяют вежливым англичанам, внимательно следящим за соблюдением своего и чужого “личного пространства” и дистанции между ними, точно и деликатно выражать свое отношение к предлагаемому действию и к адресату в связи с этим действием; русским людям, с их соборностью и меньшей чуткостью к вопросам “личности и ее пространства”, эти “тонкости” кажутся излишними, искусственными, поэтому им для выражения директивной интенции чаще всего достаточно воспользоваться императивной конструкцией (хотя справедливости ради следует отметить, что, поскольку русский язык богат императивными формами глаголов, это позволяет, в известной степени, варьировать категоричность высказывания).

Как указывалось выше, тексты аналитического языка имеют большую среднюю длину, являются более распространенными, нежели тексты языка синтетического. Посмотрим, насколько эта тенденция будет проявляться в английских и русских директивах. Согласно подсчетам, проведенным с использованием нашего корпуса примеров, средняя длина английских директивов – 10,95 лексемы, средняя длина русских директивов – 7,3 лексемы, то есть английские директивы в среднем на 33,3% длиннее русских. Полученные результаты наглядно демонстрируют верность утверждения о большей длине текстов в аналитических языках. Сравним несколько высказываний, взятых из параллельных текстов:

• Will you take a little supper? The pate de foie gras is not good here, but I can recommend the game (Chesterton).
• Не желаете ли закусить? Pate de foie gras здесь не очень хорош, но дичь превосходна.

Как видим, английское высказывание несколько более пространно за счет большей специфичности (take a little supper vs. закусить) и большей степени субъективности, большей осторожности в оценке (I can recommend the game vs. дичь превосходна). Здесь мы видим, как отмечавшиеся нами особенности национального характера (пунктуальность и индивидуализм-субъективизм, соблюдение “личного пространства” англичан и отсутствие этих черт в ярко выраженном виде у русских) находят свое отражение в речи. Мы, таким образом, еще раз убеждаемся в одинаково сильном влиянии на речь как сугубо языковых, так и социально-культурных факторов.

• This morning I received this letter, which you will perhaps read for yourself (Conan Doyle).
• Утром я получила вот это письмо. Прочитайте его.

Опять мы видим ту же английскую точность (this morning>) и деликатность в отношении собеседника (you will perhaps read for yourself) и значительно меньшее внимание к этой “церемонности” в русском речевом этикете (Прочитайте его).

Следующий пример еще более ярко демонстрирует стремление англичан к уходу от прямой просьбы, к смягчению в максимально возможной степени ее императивности через использование модальных глаголов и условного наклонения:

• If your friend would be good enough to stop, he might be of inestimable service to me (Conan Doyle).

Русский перевод, хотя и не использует императивной формы, являет просьбу не в таком завуалированном виде:

• Если ваш друг останется, он окажет мне неоценимую услугу.

Впрочем, все сказанное нисколько не имеет целью утверждать будто бы английские директивы не могут быть выражены столь категорично, как русские:

• Just tell us the truth ( Conan Doyle).
• Расскажите все как было.
• Try one of mine [cigarettes] (Сhesterton).
• Прошу.

Очень категорично звучат пассивные конструкции, нехарактерные для устных русских директивов:

• I won’t be argued with (Conan Doyle)
• Надоело мне с тобой пререкаться.

Тем не менее, общая тенденция такова, что для носителей английского языка характерно стремление избегать, где это возможно, императивных конструкций и заменять их неимперативными.

Еще одна характерная черта английских директивов – стремление во многих случаях вербально выразить объективную мотивацию предлагаемого действия, чтобы усилить иллокутивную силу высказывания, и одновременно снизить его видимую императивность, показать его менее волюнтаристским, представить дело так, что ожидаемое от адресата действие не есть исполнение воли автора высказывания, а необходимая реакция на объективное состояние дел (и этот прием можно назвать “мифологизированием текста”).

Для коммуникации в русской социальной среде такой прием не очень характерен, поэтому переводчики иногда даже выпускают часть оригинального высказывания, содержащего эту ссылку-мотивацию:

• Let me recommend this book – one of the most remarkable ever penned (Conan Doyle).
• Рекомендую почитать в мое отсутствие эту книгу.

Чаще все же высказывания переводятся целиком, но чтобы сделать их более приемлемыми для русского читателя, переводчики придают им более категоричный и лаконичный вид:

• Then we had better go down for it is a little past the hour (Conan Doyle).
• Тогда идемте. Уже седьмой час.

Если нам предстоит ехать в Норвуд, так не лучше ли отправиться немедленно.

Некоторые особенности русских директивов можно выявить из анализа русских примеров и их переводов на английский язык, выполненных переводчиками-англичанами. Так, например, для русских директивов весьма характерно использование безличных конструкций:

• >Надо встать (Толстой).
• You will have to rise.
• Чтоб голосу твоего не слышно было (Толстой).
• Don’t let me hear anymore of it.

Часто в русских директивных высказываниях используются неопределенно-личные и определенно-личные конструкции:

• Приказали просить (Толстой).
• Will you please come in?
• А еще чайку не угодно? (Толстой)
• Won’t you take some more tea?

И опять при переводе на английский язык заметно стремление избежать малейшей неопределенности относительно субъекта и объекта действия.

Если рассматривать эти примеры с точки зрения влияния национального характера на язык и речевое поведение, то они могут свидетельствовать о недостаточном внимании к формальным средствам выражения и менее высокой степени озабоченности проблемами индивидуализма и соблюдения “личного пространства”, разграничения сферы деятельности и т.д., чем та, что наблюдается у членов англоязычной социальной среды. Отражение этой особенности английской культуры заметно даже в формальных чертах языка, ибо в английском языке невозможны предложения безличные, и довольно редко употребляются в устном дискурсе предложения неопределенно-личные (с подлежащим it или they, последнее характерно разве лишь для пословиц, да “лимериков”).

С другой стороны, приведенные примеры русских директивов иллюстрируют стремление повысить авторитетность высказывания ссылкой на некую конкретную (Кушать зовут) или безличную инстанцию (Надо встать), тогда как у англичан эта авторитетность достигается скорее сообщением объективных обстоятельств (Dinner is ready) или компенсируется непосредственным обращением к адресату (You will have to rise)

Использование большого количества разнообразных междометий, союзов и частиц, таких как да, и, а, ну, же, -ка и пр., а также частые повторы сказуемого, обстоятельства образа действия или обращения делает русские директивы более эмоциональными и усиливает их иллокутивную силу. Для английских директивов этот прием характерен в значительно меньшей степени:

• А вот в эти врата, и прямо леском…(Достоевский)

• Out the gate here, and straight through the woods…
• Посмотрите-ка, посмотрите, в какой они долине роз проживают! (Достоевский)
• Just look, what a vale of roses they live in!
• Да встаньте же, сядьте, прошу вас очень (Достоевский).
• Do get up from your knees and sit down, I beg you.

Как видим, английские наречия well, then, now, глагол to do могут употребляться в той же усилительной функции, однако даже в переводных текстах они употребляются реже, чем их русские эквиваленты, в оригинальных же текстах их использование еще менее частотно.

6. Выводы

В современной лингвистике можно выделить два противоположных взгляда на процесс речевого общения. Прагматичекая и диалогическая лингвистики каждая по-своему решают вопрос о том, чем же по преимуществу является коммуникация – речевым воздействием или речевым взаимодействием?

Мы говорим “по преимуществу”, так как безусловно обе школы признают в общении наличие и воздействия, и взаимодействия. Действительно, сомневаться в этом не приходится, ибо речевая деятельность, предикация субъекта речи не может не производить какого-либо действия вовне, не может не сообщать своей энергии адресату, иначе эта деятельность попросту не имела бы никакого смысла. Но не менее очевидно, что в природе общ-ения необходимо присутствует момент встречи двух энергий, их взаимо-действия для рождения продукта этой деятельность. Принципиальная разница же между двумя школами состоит в том, чему они отдают приоритет – воздействию или взаимодействию, в чем они видят цель и смысл общения.

Посмотрим, на какой почве возникли монологически-прагматический и диалогически-антиномический взгляды на природу общения. Авторы первого подхода (П.Грайс, Дж.Остин, Дж.Серль, А.Вежбицка) – представители британского и американского научного истэблишмента. Авторы второго подхода (М.М.Бахтин, П.А.Флоренский, А.Ф.Лосев) – в основном русские философы, сохранившие верность традиционному русскому православно-соборному мировоззрению.

Имея в виду только что отмеченный факт, представляется возможным с весьма высокой степенью вероятности заключить следующее – прагматическая лингвистика, появившись в англо-американской среде, весьма закономерно отразила в себе ценности, характерные для этой среды, то есть, прежде всего индивидуализм, рационализм, формализм и прагматичность. Эти качества воспринимаются как безусловно положительные, поэтому неудивительно, что именно на них фокусируется внимание не только при описании существующего в данной культуре способа общения, но и при построении нормативных моделей коммуникации.

В свою очередь, русские философы, занимавшиеся проблемами языка и речевого общения, исходили в своих исследованиях из собственных национально-культурных особенностей, таких как соборность, постоянное стремление к осуществлению высших ценностей в личной повседневной жизни, личностное, искреннее, ответственное отношение участников коммуникации друг к другу и к самому процессу общения, незаинтересованность формальной стороной общения и пр. Именно эти особенности характерны для русского речевого общения, они же и легли в основу диалогически-антиномического учения о языке и речевой деятельности.

С другой стороны, было бы неправильно говорить о всяком акте коммуникации в британской среде как об акте исключительно прагматическом, и соответственно представлять себе русское общение только как искреннее сотрудничество собеседников, лишенное и тени прагматизма. Безусловно, и то, и другое присутствует в любой национально-культурной среде, и очень многое зависит от конкретного коммуникативного контекста, от самих участников коммуникации прежде всего. Любая модель есть только попытка зафиксировать один из бесчисленных ракурсов реальных, жизненных явлений и ситуаций. Поэтому здесь, как и при описании национального характера мы можем говорить лишь о тех или иных тенденциях, которые отражает эта модель. Очевидно, что обе разбираемые модели коммуникации не исключают, но дополняют друг друга, показывая лишь разные грани такого сложного процесса, как человеческое общение.

Учитывая все сказанное, все же следует оговориться, что непонимание диалогического в своей сути характера общения, принятие лишь прагматической точки зрения на него, к сожалению часто приводит к сознательному, а чаще к бессознательному отношению к собеседнику как к объекту моей речевой деятельности, как к средству для достижения моих целей, что безусловно противоречит самим основам человеческой нравственности, а следовательно просто недопустимо для любого разумного и ответственного субъекта деятельности.

Проведенное исследование показало, что директивные высказывания, несмотря на наличие в них многих характеристик, независимых от конкретного языка, и определяемых самой природой коммуникации и функцией этих высказываний в ней, тем не менее, воплощаются в конкретной языковой и национально-культурной среде. Если содержание директивных высказываний определяется самими коммуникантами в процессе общения, то форма опосредуется языком, на котором ведется общение и особенностями национальной культуры, представителями которой являются собеседники. Поскольку язык и культура – явления диалектически связанные, то выделить в речи влияния сугубо языковые и сугубо культурные не всегда возможно, а может и не целесообразно. Вероятно, правильнее было бы говорить о культурно-языковом или национально-языковом своеобразии того или иного класса речевых или коммуникативных актов.

В заключение отметим еще раз, что все отмеченные выше особенности суть не более, чем тенденции. Собеседники в каждом конкретном акте коммуникации самостоятельно облекают свои высказывания в формы, наиболее соответствующие коммуникативной ситуации и их собственным индивидуальным речевым особенностям, ибо, как писал Вильгельм фон Гумбольдт, живая речь есть первое и истинное состояние языка, и всякий язык раскрывается в своей полноте только в живом употреблении, в речи говорящего лица (Гумбольдт 1988: 150).

ЛИТЕРАТУРА

1. Гачев 1995: Гачев Г. Космо-психо-логос, М.,1995.
2. Гумбольдт 1963: Гумбольдт В. фон О различии строения человеческих языков и его влияния на духовное развитие человеческого рода//Звегинцев В.А. История языкознания XIX-XXвв.в очерках и извлечениях. Ч.1, М.,1963.
3. Карлейль 1994: Карлейль Т. Теперь и прежде. М.,1994.
4. Лосский 1991: Лосский Н.О. Характер русского народа. М.,1991.
5. Поликарпов 1979: Поликарпов А.А. Элементы теоретической социолингвистики. М.,1979.
6. Стернин 1994: Стернин И.А. О некоторых особенностях русского общения//Стернин И.А. (ред.) Культура общения и ее формирование Вып. 1. Воронеж,1994, 27.
7. Таранцей 1998: Таранцей Ю. Средства установления контакта в русском, английском и американском общении//Cтернин И.А. (ред.) Речевое воздействие. № 1(1). Воронеж,1998, 15–17.
8. Ухина 1994: Ухина Т.Ф. О национальных особенностях коммуникативного поведения учителей в английской школе//Стернин И.А. (ред.) Культура общения и ее формироание. Вып.1. Воронеж,1994, 28–29.